Я словно бы переставал быть самим собою. Потомок древних крестоносцев, носитель великой фамилии, издревле рождавшей воинов и героев, не мыслящий себя в мирной жизни, я вдруг растворился в незнакомых доселе откровениях буддистских лам. Ранее за глаза, а теперь и открыто в лицо мои цэрики с уважительным придыханием называли меня Махагалой — шестируким богом войны! И я отчётливо ощущал в себе его присутствие, усиливающееся с каждым днём, а вернее, с каждой кровавой жертвой, принесённой мною в боях за Ургу…
Я не начинал штурма, пока мои люди, переодетые в жёлтые одеяниялам, не выкрали живого Будду из-под превосходящей китайской охраны. После этого невероятного деяния весь гарнизон врага был деморализован, генерал Го Сунлин в гневе покинул город, и я не мешал ему. В ту же ночь Азиатская дивизия молча пошла на Ургу!
Мы штурмовали её обмороженные, плохо вооружённые, голодные, доведённые до полного отчаяния. Забайкальские казаки, башкирцы, монголы и тибетцы убивали, резали, рубили всех, кто оказывал хоть малейшее сопротивление. Мы не жалели никого, никто не жалел нас, и кровь на схваченных морозом узеньких улицах быстро становилась розовым льдом. Безумство войны усмирялось лишь животным страхом перед моим взором. Я никогда не прятался за спины своих людей, выходя на китайские штыки лишь с одной монгольской плёткой-ташуром. Суеверные гамины сами бросали оружие в снег…
Говорят, за мной повсюду следовали собаки. Это неправда. По крайней мере, не было правдой в тот день. Свиту одичавших псов-трупоедов Махага-ла даровал мне гораздо позже…
Лана многому учила меня, не уча. Мы оба понимали, что она не наставница мне, а я не преданный ученик. Наше общение могло быть окрашено самыми разными оттенками человеческих чувств. Наверное, если бы мы жили семейной парой, то быстро свели бы друг друга с ума. Если бы, конечно, просто не перегрызлись в первую же брачную ночь.
— Я не видел тебя уже неделю.
— А мог не увидеть вообще. Три дня назад я вдруг резко поняла, как люто я тебя ненавижу! Меня буквально захлестнула слепая ярость, я была готова убить тебя на расстоянии. Во мне кипела такая злоба, такой гнев, такое безумство…
— Господи, да что я сделал?!
— В том-то и дело… Я ведьма, я себя знаю, и ни с того ни с сего на меня подобные вещи не накатывают. Мне пришлось обращаться к одному из Старших и просить его снять с меня эту дрянь. Оказалось, довольно тяжёлое заклинание на разлуку. Признавайся, кто из твоих поклонниц приколдовывает от избытка дурости?
Я неуверенно пожал плечами. Пожалуй, парочку таких дам можно было припомнить. Но называть их имена Лане не хотелось…
— Проехали. Меня ударило лишь потому, что я для тебя что-то значу. Заговор брошен неуравновешенной девицей, возомнившей себя вправе решать твою судьбу. Иногда именно у таких вот непрофессионалок всё и получается наилучшим образом. Им дают силу на один раз, заманивая и искушая. Второй раз она уже не зацепит — ни тебя, ни меня. Ей теперь ОЧЕНЬ долго предстоит болеть. Если выздоровеет — поумнеет.
— Ты так мстишь ей?
— Я?! Много чести! Её размажет собственное колдовство, пусть знает, с чем заигрывала… И не смотри на меня так! Я же была готова убить тебя. Понимаешь, тебя! И что бы я потом… как я… одна…
Тема умерла сама собой. Мне не стоило особого труда выяснить, которая из тех двух моих знакомых неожиданно свалилась. Могу лишь сказать, что родственники и врачи до сих пор опасаются за её душевное равновесие.
Я не оправдывал и не осуждал Лану — этот грех висел на мне лишь в начале наших отношений, и моя безудержная ревность вкупе с прямолинейностью суждений доставила немало неприятных моментов нам обоим. В первую очередь, наверное, всё-таки мне, а может, и нет, она же никогда не открывала душу. Ей нечего было открывать.
Но я и не романтизировал её. Рваную цепь наших встреч трудно было заключить в какие-то определённые рамки. Да и нужно ли? То, что мы не вписывались в общепринятые схемы (друг — подруга, учитель — ученик, вампир — жертва, любовник — любовница), всё это могло напрягать опять-таки только меня, её оно не волновало.
Лана никогда не искала моей помощи, ничего не просила и ни к чему не обязывала. Если была больна, то делала всё, чтоб мы не могли увидеться. Она словно дарила мне каждый день, а то и по два-три раза на день маленькую возможность выбора — уйти или остаться?
Уход был бы самым безболезненным решением. Никаких обид, упрёков, претензий, полная свобода плюс ещё сохранение дружбы и добротная иллюзия возможности войти в одну реку дважды. Она действительно сумела бы это сделать, но готов ли был я заплатить такую цену за самообман и внешнее спокойствие…
Какой была бы моя жизнь без Лапы? Не знаю. Скорее, не уверен в однозначном ответе. Я бы жил без неё, разумеется, — ведь как-то жил и до встречи с ней. Но теперь это была бы жизнь из шести нот. Седьмую — незнакомую, неизведанную, необходимую — я бы искал вечно…
— Знаешь, как мне пришло осознание себя ведьмой? Я говорила тебе, что долго проходила в Наблюдателях, не решаясь определиться, по какой грани силы готова идти. Потом мне предложили пройти ряд духовных практик. Нечто среднее между дыхательной йогой, медитацией и аутотренингом. И вот тогда я словно провалилась в иной мир… Представь себе тихую реку, зелёный берег, весеннее солнце, голубое небо от края и до края, полевые цветы, звон пчёл и безграничное счастье надо всем этим великолепием, где я и была ВСЕМ! Я ощущала себя в каждой капле воды, понимала язык насекомых, всей кожей чувствовала мягкость облаков, солнечные лучи пронизывали меня насквозь, и вся природа была растворена во мне, так же как я в ней. Быть ведьмой значит — ведать… Осознавать себя частью и целым, принимать свой путь, самосознание, движение энергий, рождение Вселенных, смех ребёнка, увядание цветка. Это и есть моя истинная дорога…